Но за последние несколько месяцев в магических защитных стенах появились трещины. Сначала болезни напали на рогатый скот. На зерновые обрушился прожорливый жучок. А на рынках колдуньи требовали денег, угрожая иначе напустить неизлечимую проказу. В моем доме как-то испортилась целая кладовая мяса. Раньше достаточно было обычного заклинания воскресителей, чтобы такого не случилось.

И естественно, что основная часть вины за это ложилась на воскресителей. Людные дискуссии на тему: какими ленивыми, алчными и вороватыми стали наши кудесники – не утихали. Сперва я мало обращал на это внимания – подобные происшествия казались мне второстепенными, но потом принял их близко к сердцу.

В дни моей юности воскресители являлись заклятыми врагами семейства Антеро. Они обладали огромными незаконными доходами, окружив себя непроницаемой стеной таинственности, а кое-кто из них даже вступил в заговор с принцем Равелином из Ирайи против нашей страны. Мой родной брат Халаб пал жертвой их злодейства. Но с течением времени происходили изменения. Двери знания в храме Воскрешения теперь были открыты любому человеку, обладающему соответствующим талантом, а сами чародеи принесли клятву работать только ради общественного блага. Но увы – не переделать человеческую природу, – не у всех были чисты сердца и помыслы.

Вот о чем я размышлял, когда моя коляска проезжала мимо холма, на котором возвышался храм Воскрешения. Некогда он одиноко стоял на самой вершине, окруженный стенами, за которые запрещено было заходить простым гражданам. Но теперь и здесь постройки разрослись по террасам холма. Даже при свете дня обитель кудесников излучала какое-то сияние, а воздух – тяжелый от запаха серы – дрожал и жужжал от скоплений энергии. Я разглядел группу новичков, идущих на занятия под присмотром сурового наставника-воскресителя. Хоть я и не считался магом, но книги, которые им предстояло изучить, были мне хорошо знакомы. В них содержалась мудрость Яноша Серого Плаща или, по крайней мере, та часть его знаний, которую я смог запомнить, а потом и повторить.

Его теории, его поиск естественных законов развернули колдовство в нужном направлении. Впервые в истории магию изучали на предмет причины и следствия. Существовала даже группа молодых магов, размышлявших над одной из догадок Яноша – не является ли энергия магии частью энергии более общей. Чародейством любая вещь может быть превращена в другую, может быть перемещена, удвоена, защищена или уничтожена. Серый Плащ полагал, что одни и те же силы воздействуют на падающий предмет, на стремительно текущий поток, на скачущую стрелку компаса, на яростную жару и на сам свет, позволяющий видеть эти обычные чудеса. Он полагал, что все предметы – как в нашем мире, так и в духовном – созданы из крошечных зерен изначальной субстанции и подчиняются единому закону. Осталось только открыть этот единый закон, и все становится возможным. Эти-то поиски и являлись главной задачей Серого Плаща. Он думал, что близок к этой цели, когда мы оказались в Далеких Королевствах. И я верю, что он достиг бы своего, если бы дело не обернулось против него, не уничтожив его самого.

Коляска повернула к речным пристаням, и я оказался в тех кварталах, где некогда преследовал красавицу Мелину – злую волшебницу плоти, околдовавшую похотью мою душу во времена юности. Тогда это было опасное место, где прогнившие строения скрывали притоны наслаждений, которые вряд ли когда-нибудь еще появятся в Ориссе.

Те развалюхи снесли, и на их месте поднялись модные многоквартирные дома. Улицы стали шире, на них расположились дорогие таверны, салоны мод и магазины с ювелирными побрякушками для богатых горожан. И если бы сейчас здесь появились личности, подобные Мелине или ее своднику Лиго, их тут же препроводил бы отсюда бдительный стражник.

Наверное, изменения произошли здесь к лучшему. Но каждый раз, проезжая по широкой чистой мостовой мимо зеленых садов этой улицы, я слегка сожалел о прошлом, как о потерянной драгоценности.

Мы повернули за угол, и впереди показались склады и речные берега. Люди в рабочей одежде, с отпечатком тяжкого труда на лицах, мозолистыми ладонями и натруженными мышцами расходились в стороны, давая проехать моей коляске. Некоторые из них приветствовали меня. Некоторые объясняли своим детям, кто я такой.

Может быть, это говорит тщеславие, но я считаю себя справедливым человеком, который честно платит людям за честный труд. Я богат, но этим не хвастаю. По отношению же к людям труда я всегда проявлял щедрость и сочувствие. Однако же существует мнение, что даже добрые торговцы все меряют на деньги, будь то трудовое время, товары или женская красота. Даже мечта путешественника открыть неизведанное превращается у купца, в конечном счете, в торговый маршрут.

Так что не так уж я и хорош, каким хотел бы себя видеть. Но все же одну достойную вещь я в своей жизни сделал. И я говорю не о той экспедиции, которую мы организовали с Яношем. И даже не о том благословении, что я привез из путешествия жителям Ориссы. Предмет моей гордости то, что именно я показал пример людям моего класса, освобождая рабов. Некоторые и по сей день ненавидят меня за это. Но их ненависть также придает мне силы.

Перед торговыми причалами мы повернули и поехали к судоверфи, где готовился к спуску мой новый корабль.

Между причалами и верфью травянистый широкий берег реки был свободен от построек и являлся своего рода парком, где отдыхали семьи, парочки или просто одинокие мечтатели. Тут вдоль реки шел каменный парапет, чтобы никто не поскользнулся и не упал в воду во время дождей или снегопада.

А месяц цветов в этом году был дождлив, и разбухшая река стремительно несла вниз свои воды. Ударяясь о камни облицовки, вода упорно стремилась смыть их со своего пути, отчего над рекой поднимался легкий туман. Облака этой битвы, которую камень мог в конце концов и проиграть, окутал мою коляску, когда мы проезжали мимо. Запах воды взволновал меня, и я почувствовал, как обострилось восприятие, как захотелось вновь отправиться в дальнюю дорогу. Я увидел корабль с потрепанными штормами парусами, идущий к причалам, и мною овладело то же чувство благоговения, которое я испытывал ребенком, играя на берегах реки.

Корабль был стар, с облупившейся краской; его корпус и паруса покрывала соль. Но каким бы старым он ни был, по реке он двигался величественно. Этот корабль повидал много морей, берегов, был крепко потрепан штормами. Ветер донес от него запах смолы, а мои ноги почти почувствовали выскобленные твердые доски палубы. Я представил себе горизонты, покачивающиеся передо мной, килевую качку, хлопанье парусов, босоногих моряков, взлетающих на мачты.

Ей-богу, мне нравилось странствовать! Тут наши пристрастия с Яношем были одинаковы. Он был искателем, а я – бродягой. Он был поглощен мыслью дойти до цели. Я же был счастлив только в пути. Странно, подумал я. Серый Плащ всю жизнь сражался с трудностями, закаляя характер. Для него отправиться в путь было вполне естественно. Я же вырос в роскоши и вообще не знал никаких забот, пока вместе с ним не ввязался в это дело с Далекими Королевствами. И тут-то меня поразила та особенная болезнь.

Симптомы ее – учащенный пульс, мурашки на спине и внезапное, неконтролируемое отвращение к существующему в данную минуту окружению. Болезнь нападает без предупреждения. Ее может вызвать вид заморского купца или пришедший издалека караван с товарами. Но могут быть опасны и небольшие события: звук ветра, запах сырой кожи порой вызывают воспоминания о месте и времени, где ничего не существует, кроме манящей дороги.

Над водой разносился голос лоцмана, выкрикивающего отметки глубины воды, и мне пришлось подавить невольный вздох. Я подумал: твои путешествия закончены, Амальрик Антеро. Приключений больше не будет. Ты слишком стар, мой друг. Слишком.

Квотерволз закричал на толпу, чтобы дали дорогу, и подобранные в масть вороные втащили мой поскрипывающий скелет на верфь, где семейство Антеро, наши друзья и работники собрались для обряда благословения корабля и последующего пиршества.